Мой немец

[bye135]

Автор: Lilu-san
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: русский/немец
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Повседневность, POV, Hurt/comfort
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика
Размер: Миди
Статус: Завершён
Описание: 1943 год. Солдат, получивший серьзную травму, живет в деревне, на которую нападают немцы.
Примечания автора:
Я патриотка. Если этот ориджинал как-то оскорбит ваши чувства, заранее прошу прощения.

Для всех, кто ещё со мной.

Глава 10 и последняя

Мы, я и Вильгельм, с заведёнными за голову руками стояли на коленях в ожидании приговора. Как только защитники Отечества нас увидели, то без разговора заставили опуститься на колени, угрожая оружием. Стоя в тени своего дома, я смотрел как Вил, напряженно поджав губы, смотрит вниз, стараясь не поднимать взгляда на застреленную солдатами собаку, которая валялась чуть поодаль от нас. Дело в том, что как только старый пёс заметил угрозу для нас, его хозяев, то сразу же стал рычать и не подпускать солдат к калитке, но герои защищавшие страну, не задумываясь, убили пса. Вокруг нас ходили около десятка русских солдат, а двое из них были в доме, осматривая его содержимое и ища подтверждение моих слов о том, что я был на войне и меня списали. От них мы и узнали, что война закончилась и сегодня уже конец августа.
Открывшаяся дверь скрипнула и из-за сильного толчка солдата, выходившего из нашего дома, едва не слетела с петель.
- Ну, что там? – спросил капитан командного состава, что разворошил наш дом.
- Я нашёл документы, капитан, - подходя к начальнику и протягивая листы, подтверждающие мои слова, сказал боец.
Он взял их в руки и пристально просмотрел каждый, переворачивая и проверяя печать. На его правой щеке красовалась давно зажившая рана - дырка от пули. Губы поджаты, а глаза, словно рентген проверяли каждую букву документа на подлинность.
- Хорошо, - сказал он, резко подняв голову и обращая на меня свой взгляд, - Вам я верю. Но он… - переводя взгляд на Вильгельма, произнёс капитан.
- Я же говорю, мы единственные, кто выжил…
- Довольно! – заткнул мне рот взмахом руки и громким приказом мужчина. Не зависимо от того, что он сделал, взгляд продолжал прожигать макушку Вила, который не отрывал взгляда от земли. Я чувствовал, как проступает пот на моих висках, как в кровь попадает адреналин, и ноги немеют от страха. Я скосил взгляд на своего любовника, который, так же как и я, стоял на коленях перед целой ротой солдат и понимал, что в случае опасности я не смогу ничего сделать. Чем дольше тянулось молчание капитан, тем меньше становилось шансов на выживание.
- Что будем делать, капитан? – спросил ефрейтор, тоже устав ждать. Но капитан всё так же стоял словно скульптура, будто не замечая своего подчиненного и спустя долгих и бесконечно длинных десять секунд, произнёс:
- Отведём их в часть к полковнику, - после этой фразы я смог свободно выдохнуть (конечно же, так, чтобы никто из присутствующих этого не заметил). - Пусть он решает, - я почувствовал, как и напряжение, царившее в воздухе, а особенно около Вила, спало. - В кузов машины их. А перед этим заковать в наручники.

Мы сидели, прислонившись к железному борту кузова, рядом с ещё пятью солдатами, которые с опаской и подозрениями поглядывали на нас. Вил сидел всё с также опущенной головой, похоже, он её и вовсе не поднимал. Мне хотелось взглянуть в его глаза, убедиться, что он все понимает и полагается на меня. Пусть я это и так знал, но почему-то сейчас я нуждался в этом сильнее всего. Но понимал, что рисковать так сильно не могу. Нам, вообще, сейчас лучше держаться подальше друг от друга. Если они заметят между нами сильную связь, то смогут давить так, что кто-нибудь из нас точно не выдержит. Боюсь, что им окажусь я. Второй раз в жизни я ощущал такой сильный страх и чувство неуверенности.
Я сидел и лихорадочно соображал, что получится из всего этого? Как мы сможем выбраться из штаба, в который нас привезут? Как я смогу защитить Вила и при этом защитить и себя? Что мы, вообще сможем сделать в этой ситуации?
В голове я снова выстраивал цепочку нашего будущего и в восьми из десяти случаях нас убивали. Я надеялся, на свои рекомендации и заслуги перед отечеством в прошлом, а Вилу не на кого надеяться кроме меня.
Руки дрожали и я обливался потом, поняв, что надеяться не на кого, я, наконец, успокоился. Смешно, что именно это знание привело меня в душевное равновесие. Сердцебиение стало ровным и жар, обуревавший моё тело, отступил. Как и прежде я могу надеяться только на себя. В самом лучшем случае нас отпустят, а в худшем отправят в комнату допроса, откуда мы никогда не выйдем живыми.

Ехали мы около девяти часов. И я сам не заметил как мы, наконец, оказались в городе. В городе, наполненном войсками Советского Союза и испуганными жителями. Страх и отчаянье царили на земле победителей. Даже победа не смогла спасти население нашей державы. Мира нет.
Мы остановились возле большого здания из красного кирпича, которое могло вот-вот развалиться. Настолько обветшалым и старым оно выглядело. Капитан вышел из машины и зашёл в здание. Некоторые солдаты вылезли из кузова и стали разминать затёкшие мышцы.
Я скосил взгляд на Вила, который разглядывал постройки города и слегка расслабился от вида привычного и совершенно собранного парня. Кажется, он очень повзрослел, находясь рядом со мной. Это заставило меня вспомнить всю историю нашей с ним прожитой жизни. Не смотря на то, как обернулась жизнь, я не жалею о трудностях и испытаниях выпавших мне.
Дверь, куда вошёл капитан, распахнулась, и старший по званию приказал двум бойцам, разминавшим ноги, вытащить нас из кузова.
- Полковник хочет их видеть.
- Есть, капитан, - отдав почтение, солдаты принялись нас вытаскивать.
Наши руки все ещё были в наручниках. Поэтому сбежать было невозможным. Нас завели в здание. Первым шёл капитан, потом я, после солдат, Вил и замыкающий боец. Я поднимался по ступеням и лестничным пролётам, не чувствуя страха. Сейчас я не боялся даже смерти Вила, так как знал, он мне её простит и скажет, что по-другому я поступить не смог (даже если бы мог и не поступил). Я был полностью собранным и готовым принять бой, пусть он и был только психологическим.
Белая двухстворчатая дверь была слева в конце коридора, по которому мы шли. Шаги эхом отдавались по всему помещению, а я смотрел прямо перед собой, разглядывая форму капитана и его прямую спину.
- Ждите здесь, - приказал капитан и, постучав, вошёл первым.
Спустя несколько секунд, которые в отличие от других пробежали совершенно незаметно, дверь распахнулась настежь, и нас затолкали внутрь.
Я был не готов к такому повороту…

Я слегка приоткрыл рот и ошалело смотрел на Валентина, того самого, которого я считал погибшим. Мой лучший друг, товарищ, практически брат – жив и сейчас стоит передо мной, достигнув звания полковника.
- Снимите с них наручники, капитан.
Произнёс он твёрдо без тени улыбки и с каменным лицом, казалось, он меня даже не узнал. В комнате помимо него находил подполковник, капитан и два солдата, которые нас привели.
- Но… - попытался возразить офицер, которого тут же поставили на место.
- Выполнять.
- Снять наручники.
Звякнули ключи, и руки были освобождены. Я потёр болевшие места, на которых уже образовались синяки и ссадины.
- Оставьте нас ним одних, - я резко поднял голову, но так и не понял, кого из нас он имел в виду. Меня тыркнули в плечо и я понял, что первым будет Вил.
- Иди, - раздражённо сказал капитан, выводя меня из комнаты и закрывая за подполковником дверь.

Я стоял посередине двух солдат, а подполковник с капитаном болтали о продёланной ранее работе. О том, какую местность объехал капитан со своей ротой. В то время, как я неотрывно смотрел на белую дверь.
О чем они говорят? Узнал ли меня Валентин? Почему первый с кем хотел поговорить он стал именно Вил? Я был раздражён, потому что весь план был разрушен таким обстоятельством, как полковник и был упрощён тем, что я этого самого полковника отлично знал. Так же я был рад тому, что мой единственный и самый хороший друг был жив. Поэтому чувства и эмоции, обуревавшие меня сейчас, можно назвать одним словом – озадачен. Да, я был именно озадачен, с одной стороны раздражён, с другой счастлив.
- … я не понимаю о чем вы, - произнося это Вил вышел в коридор и, не поднимая головы, закрыл за собой дверь и посмотрел на меня, взгляд его был решительным и непоколебимым. Его тут же схватил капитан и заглянул внутрь, а полковник попросил позвать меня в кабинет вместо Вила.
- Понял, - произнёс капитан.
Теперь между солдат стоял Вильгельм. А я, отворив белые двери, зашёл внутрь.

- Здравствуй, Санёк, - улыбнулся мне друг.
- Я рад, - ответил я, кивая на его улыбку и расслабляясь. Он всё-таки меня узнал.
- Как твоё колено?
- С помощью трав и мазей, всё ещё двигается.
- Я рад, - повторил он мои слова.
Тишина продолжал около минуты. Он, молча, сидел за своим дубовым столом, посередине которого лежали мои документы, а стоял перед ним, как обвиняемый.
- Как только я узнал про тебя, то тут же хотел увидеть и поприветствовать. Именно поэтому тебя привели сюда так быстро. Когда мне сказали, что ты не один, а с юнцом, у которого контузия и прочая дребедень, я поверил. Но увидев его воочию, понял кто он.
- И кто же он?
- Ты и сам знаешь, - многозначительно произнёс Валентин, помня о том, что везде есть уши.
После нашего недолго молчания, в течение которого мы твёрдо смотрели друг на друга, он продолжил:
- Я ему предложил рассказать о себе, а после того, как выслушал ЭТУ историю, сказал, чтобы он признался. Но на его лице и мускул не дрогнул. И совершенно проигнорировал меня и мои советы. Как же он упрям. – Валентин помолчал и, похоже, ожидал каких-то слов от меня.
- Не без этого.
- Ты прав, без этого он бы не выжил… с тобой.
Меня стал напрягать этот разговор, который совершенно не касался темы нашего будущего приговора. Поэтому я поторопил друга.
- Ты прекрасно знаешь, что я готов отдать за родину жизнь. Я бы лучше умер, чем предал Отечество.
- Я всё это прекрасно знаю, - прерывал меня полковник.
- Тогда что? – не понимая, почему он здесь меня держит, спросил я.
- Он немец. Пусть молодой, но фашист, державший автомат и убивавший людей.
- Он никого не убил.
- Ты в этом уверен?
- Да!
- Но это не меняет его происхождения.
- Всё не так как ты думаешь. Поверь мне.
- Почему ты так за него держишься? Принимаешь его за сына? Он тебе никто. Пусть вы прожили немного времени вместе, это не делает вас родными.
- Мы тоже не родны по крови, - сказал я жестко, - но ведь считали друг друга братьями. Я до сих пор считаю тебя таковым, а ты?
- Я тоже, - безапелляционно заявил Валентин.
- Он мне друг. Он не хотел войны. И не хотел сражаться.
Полковник встал из-за стола и подошёл ко мне.
- Ты хочешь, чтобы я вас отпустил?
- Да, хочу.
Он смотрел на меня довольно долгое время. Даже не смотрел, а разглядывал, возможно, пытаясь уличить меня в обмане, а может, проверяя я ли это на самом деле. После чего отвернулся и прошёл по своему кабинету. Я знаю, что решение он пытался принять мудрое, достойное своего звания и при этом беспристрастное. Но если бы решение было беспристрастное, он бы отправил нас обоих на расстрел в тот миг, когда узнал, что Вил является немцем.
Он остановился около окна и, смотря на улицу, по которой бодро шагали солдаты, произнёс:
- Я сказал ему, что если он признается, то я отпущу Александра, а его мы просто расстреляем. Он долго молчал и смотрел на меня, серьёзно обдумывая свой ответ, после чего сказал, что не согласен на такое предложение. Я спросил почему, а сказал, что ты его никогда не простишь за такой поступок и то, что защитить мы можем только сами себя. И он хочет защитить собственную жизнь, а ты должен будешь защищать свою.
Я лишь ухмыльнулся на такое заявление. Вил меня прекрасно знал, как и я его. Из хрупкого маленького юнца вырос прекрасный молодой человек. Черт, я горд.
- Вы оба свободны, - сказал мне полковник, поворачиваясь и садясь за стол, - Позови всех.

Я стоял и смотрел на свою новую квартиру. Высокие потолки, белые стены и деревянный пол. Совершенно пустое помещение. Двухкомнатная квартира, одна из комнат которой была совершенно не нужна, а в другой одиноко стоял старый коричневый диван; кухня была оборудована умывальником, плитой и висящим шкафчиком, а туалет, оборудован нормальным санузлом.
- Что же мы будем теперь делать? – спросил меня Вил, вставая рядом со мной и заглядывая в открытую ванную.
- Не знаю Влад. Теперь мы являемся гражданами Советского Союза, - похлопывая себя по нагрудному кармашку, где лежали наши паспорта, ответил я. Мне казалось, что я это говорю гордо, но прозвучало слишком отчаянно.